Mälestused-Jutustused
Воспоминания/Рассказы
Memoirs/Stories

Хаим Гордин

Из книги "Сплавщиком в Сибири"

"Дорога в неизвестность"

Это было 14 июня 1941 года ранним утром, когда зазвенел дверной звонок в доме на улице Сууре-Йые 33 в Пярну. Поскольку я спал в комнате рядом с дверью, я пошел открывать. На лестничной площадке стояли трое-четверо мужчин, из них один русский солдат с ружьем. Мужчины проникли в прихожую и потребовали родителей. Их спальня была сразу влево и пришельцы немедленно ворвались туда. Спали ли родители или нет, я конечно не знаю, но после этого о сне не могло быть и речи. Нам разрешили одеться и безотлагательно начали обыск. Фактически искать было нечего, это был просто предлог. Нашли триколор Эстонской Республики, патронные гильзы, которые мы с братом где-то нашли и притащили домой. Искали оружие. Отец полагал, что его арестуют, но его взяли с собой и направились в дом его брата. Дом брата находился на том же участке. Нас - четверо детей и нашу маму посадили за стол в одной из комнат, один из мужчин остался нас караулить. Он говорил на ломаном эстонском языке, но сказал, что дорога будет длинная и мы должны взять с собой теплые вещи. За это время мы могли бы сложить много чего, но нам не разрешали ничего делать. Мы просто сидели и ждали, что будет дальше. Через час - полтора мужчины были обратно у нас, а дядя, его жена и сын сидели в машине на своих свертках.

Отец думал, что повезут на расстрел, но нам ничего не сказал. Нам дали пол часа на сборы, чтобы захватить с собой одежду и продукты питания. Но что можно сделать в попыхах за пол часа? Хватали что попало. Я захватил зимнее пальто, шапку, лыжные ботинки, марочный альбом, пару штанов и рубах и аттестат зрелости торговой школы. Все бросали на простыню, завязывали узлы и сверток готов. Часть женской одежды попала к отцу, его же вещи к нам. С продуктами питания было еще хуже, ведь не было никаких запасов. Помню мать захватила десяток яиц, были апельсины, может быть сахар. Был ли хлеб - не помню, вероятно нет, кофейные бобы в жестяной банке - для чего? Денег, то есть рублей, было тоже очень мало. Нас посадили на грузовик и повезли в Папинийду, где уже ждали вагоны для перевозки скота. Мужчин, то есть отцов, сунули в отдельный вагон, женщин и детей в другой. Около каждого вагона стоял солдат с ружьем. Моросил мелкий дождь. В молодом сосняке скрывалось много людей, вероятно чьи-то близкие, которые махали на прощание, а что же еще они могли делать? Мы были вынуждены бросить все наше имущество, оно было оставлено на хранение дальнего родственника дяди, его потом забрали в армию.

В вагоне было примерно 20 - 25 человек. Наших было пятеро: наша мама 1900 года рождения, моя сестра 1924 года рождения, я 1925 года рождения, младшая сестра 1926 года рождения и брат 1927 года рождения. Эшелон тронулся и доехал до Тапа. Там пересели на ширококолейку, двери на одной стороне вагона открыли, тогда мы узнали в каком вагоне был отец, но до 1945 года мы его больше не увидели. Продолжали путь в сторону России. Получили первый раз теплую пищу, наверное в Старой Руссе. Там так же разрешили запастись холодной и горячей водой. Теперь нам стали каждый день выдавать горячую пищу: пшенную кашу, щи и хлеб. Не знаю по какому маршруту мы ехали, помню только пастухов в длинных шубах и нескончаемые степи. Это было наверное уже по ту сторону Урала. В России мы узнали о начале войны. Чтобы пропустить военные эшелоны, делали бесконечные остановки,. О войне мы узнали от женщин, которые стояли около вагонов и продавали продукты питания: молоко, яйца, вареный картофель и прочее, все это было завернуто в газеты. Доехали до станции Чаны за Омском, где нас и выгрузили. Вероятно вагоны были необходимы для отправки войск на фронт. Первую ночь провели на своих котомках, потом нас отвезли на какую-то ярмарочную площадь (вроде бы на тракторных санях). Там были какие-то навесы со скамейками и прилавками, но все там не смогли поместится. Многим пришлось остаться просто под открытым небом. Вечером играла гармошка, танцевали, пели и играли в мяч - проводили время. К счастью погода стояла теплая и сухая. Эта временная остановка продолжалась пять - шесть дней. Мы встретились со всеми своими родственниками. Нас было всего 13 человек: семьи двух папиных братьев и его сестра с сыном и нашей бабушкой.

Нас снова погрузили, теперь на машину. Куда нас везли и на какой срок, мы не знали. Грузовик был с газогенератором и двигался очень медленно. К вечеру мы подъехали к какому-то большому селу и нас поселили в маленьком домике. Там была возможность помыться в бане и купаться в реке - это был Тобол. В этом селе было наше первое рабочее место - чистили овчарню от навоза. Нет ничего страшнее, чем овечий навоз - он был утрамбован, как брикет.

Теперь хочу рассказать о нашей семье - кто мы были такие. Гордины были довольно - таки известная в Пярну семья, их было пять братьев и две сестры. Старший брат Элиас 1888 года рождения, Яков 1890 года рождения, Самуил 1892 года рождения, наш отец Беньямин 1894 года рождения, сестра Сара 1896 года рождения, брат Лепо 1900 года рождения и сестра Рахиль 1904 года рождения. Элиас сбежал в Америку, он принимал участие в революционных событиях 1905 года. Все другие братья были солдатами в Первой мировой войне, кроме Лепо, он был слишком молод. Наш отец Беньямин был в плену в Германии, из плена он вернулся в Эстонию пешком. После войны братья основали фирму «С. Гордин и братья». Яков руководил магазином на ул. Янесселя, за рекой Пярну, теперь там четырех- или пятиэтажный жилой дом, Самуил управлял гвоздильной фабрикой «Лыви - лев», теперь супермаркет «Порт - Артур», отец Беньямин управлял вначале конфетной фабрикой «Унион», теперь там парковка автомобилей рядом с Пярнусской ратушей, а позднее текстильной фабрикой «Кодумаа». Это здание потом сгорело, как и когда не знаю. Младший брат в фирме не участвовал, у него был магазин на ул. Рюютли и сестра Сара работала там продавщицей. Младшая сестра работала в Таллинне адвокатом. Фирма была основана в 1917 году, когда старшему брату Якову удалось купить крупную партию жести у отступающих немецких войсковых частей. Все братья, а так же их отец (умер в 1908 году), были жестянщиками. После первой мировой войны была огромная потребность и большой спрос на жестяные изделия: ведра, ванны и прочее и фирма быстро росла и развивалась. Кроме того отец был представителем фирмы «Шелл» в Пярну и заведующим складом горючего на ул. Сууре-Йые, где были две большие цистерны для горючего и железнодорожная ветка для подвозки бензина. Очень интересное обстоятельство: в 1941 году, после национализации текстильной фабрики, отец не был выгнан, а по требованию рабочих остался там работать. Он организовал на фабрике столовую и вообще был честный и справедливый человек. Как-то он нашел портфель с большой суммой денег. Такой суммы наличными он, хотя купец и фабрикант, никогда не видел. Портфель он вернул владельцу, который получил деньги в банке для выплаты хуторянам за молоко, которое он у них брал и сдавал на маслобойню. Этот человек, наверное, остался благодарен отцу до конца жизни. Ежегодно, к новогоднему празднику, отец делал подарки всем рабочим.

Теперь обратно к сибирской эпопее. В селе на Тоболе мы находились от четырех до шести дней. Потом снова сели на автомашины и в вагоны. Доехали до Новосибирска, примерно 500 километров. Эшелон остановился на берегу Оби. Нас поместили в трюм большой баржи, к которой было прикреплено пассажирское судно «Пролетарий», но баржу не буксировали, наверное потому, что была проверка всех людей. Думаю, что всего нас было 250-300 человек. Где-то на этом отрезке пути мне исполнилось 16 лет. Вода в Оби белого цвета и прозрачная до реки Чая. После впадения Чаи в Обь вода стала красновато - бурой. Обь, очевидно, соединял с Чаей канал, потому что в этом месте не было речных поворотов и извилин. Стояло половодье, на берегах валялись бревна, по реке нам навстречу плыл дом, на его крыше сидел петух и кукарекал. Судно, колесный пароход, медленно двигался вверх по реке, все берега реки были затоплены. Так мы добрались до поселка Гришкино. В Гришкино нас ждали 15-20 повозок, нас выгрузили из баржи, на телегах разместили наши пожитки и посадили на них пожилых людей, в том числе и нашу бабушку, которой было больше 80 лет. Когда мы добрались до поселка Майга, примерно в 10-15 километрах, была уже ночь. Всех нас, примерно 50-60 человек, поселили в дома к людям, которые были сосланы прямо в тайгу в 30-ых годах. Нас поселили в дом, где горела керосиновая лампа, в доме была кухня и еще одна маленькая комната. Фамилия хозяйки была Лапко, у нее было трое детей, отец которых был арестован в 1937 году. Первую ночь на новом месте провели кое-как. В начале с нами была еще и тетя с сыном, потом их переселили в другую семью. Утром смогли осмотреть свое новое место жительства. В поселке было 50-60 изб и колхоз с гордым названием «За освоение Севера!». В начале нам ежедневно давали паек хлеба, сколько не помню, но вскоре прекратили и стали посылать на работу. Можете себе представить, какие мы были работники - никакого представления и умения в деревенских полевых работах. Первой работой была заготовка веников из веток березовых, осиновых и других лиственных деревьев для корма овец в зимнее время, потом ремонт дорог, окучивание картофеля, сенокос, уборка ржи серпом, дерганье льна, гороха и так далее. В то время меня послали строить новую дорогу длиной 2-3 километра вдоль реки, старую дорогу река смыла во время половодья. Мы рыли канавы и за это нам давали что-то кушать. По этой дороге я много лет спустя проехал на машине.

Здоровье у меня в то время было очень плохое, постоянный понос, наверное от речной воды, но в конце концов я все-таки поправился. Многие болели тоже. Наша бабушка умерла первой, потом за ней последовали многие другие. Помню госпожу Крулл из Пярну, ее несовершеннолетняя дочь осталась одна. Мать, по утрам, готовила кушать в чайнике, это была наша единственная посуда для приготовления горячей пищи. Из дома мы взяли еще ножки, вилки и ножи, тарелок и чашек не было. Мы с хозяйским сыном возили из тайги на тачке дрова, которые заготавливали на зиму. Интересно, что в тайге торчали пни высотой 2-3 метра, так как деревья спиливали по уровню снега, которого зимой в лесу было очень много и, при валке леса его не отгребали вокруг деревьев. Деляна была очень большая и там росло много малины, за ягоду платили деньгами, кажется по 0,70 рублей за килограмм, и давали хлеба.

Осенью начали убирать хлеб. Связанное в снопы зерно отвозили с полей и складывали в копны, эту работу делали ночью. Молотили на тракторной молотилке. Обмолоченную солому собирали в копны. От того, что кто-то наверное рядом курил, солома загорелась, пришлось оттаскивать весь хлеб. Молотьба длилась почти всю зиму. Снопы нужно было поднимать на стол вилами на высоту до двух метров, там снопы разрезали и заталкивали в молотилку. Наш колхоз был скудный, на трудодень давали только 200 граммов хлеба, из этого вычитали еще за питание, которое мы получали. На полях были дома, которые называли кульстанами, один был даже двухэтажный. Была столовая, иногда нам давали там суп. Зиму 1941-1942 года мы прожили в семье Лапко, спали мы все впятером на больших нарах. Постепенно мы порядком надоели хозяйке. В колхозной конторе было большое собрание, на котором комендант сообщил нам, что мы сосланы навечно. На этом собрании были и некоторые хозяева, в том числе и наша хозяйка. Она потребовала, чтобы покинули ее дом, иначе она повесится. Комендант предложил ей веревку. Мы поняли, чтобы дать ей возможность дожить до нормальной кончины, нам придется искать другое жилище. Весной 1942 года, за ватное одеяло, нам удалось купить старую избу, в которой никто не жил. Денег у нас конечно не было. Путешествовали по соседним поселкам, меняли одежду и другие вещи на продукты питания. Так поступали все наши люди, хотя покидать поселок запрещалось. Раз в месяц приезжал комендант и проверял все ли на месте, мы должны были расписаться в его ведомости. Позднее он появлялся реже. Купленная избенка находилась на огородном участке и ее пришлось перетаскивать на другое место. Начали разбирать дом и перетаскивать бревна по одному на другое место. Нас было четверо детей и мы таскали бревна при помощи двух кольев на расстояние примерно 100 метров.

Тяжелее всего было тащить потолочную балку, но мы все-таки справились. Запасли мох, который потом проложили между бревен. В избе был земляной пол, потолка не было, его заменяла крыша. Крыша была из обтесанных бревен покрытая берестой и дерном, позже она обвалилась. Было два очень маленьких окошка. Кто то дал нам формы и мы начали делать кирпичи, когда кирпичи высохли, начали складывать плиту и трубу. Нашли кусок железа с отверстием для котла, годного для плиты. Начали запасаться дровами. Мы с братом ходили на лесосеку, где раздрабливали на дрова пни. У нас был топор, пила, которую кто-то когда-нибудь может быть и точил, и пару лопат. Зиму пережили. На ночь, чтобы как-то сохранить тепло, трубу затыкали тряпкой. Печь больше походила на камин. Наступил 1943 год. Этот год был для нас самым тяжелым. Довольно скоро мы узнали местонахождение отца. У тети в Тюмени жила сестра, адрес которой она помнила. Очевидно этот адрес помнил так же дядя Яков. Они оба писали ей. Мы могли писать в лагерь письма, а из лагеря письма отправлять было нельзя. Находящиеся там мужчины писали письма и потом, во время передвижения из лагеря па работу, просто бросали их на дорогу. Добрые чужие люди подбирали их и бросали в почтовый ящик. Может быть так делали даже некоторые надзиратели. Наши родственники, которые были в эвакуации в Челябинской области, тоже узнали место нахождение и наше и наших отцов. Лагерь, где был отец, находился в поселке Сосьва в Свердловской области. В 1943 году мы пытались как-то устроить нашу жизнь. Раскопали большой кусок целины, огородили его, добыли семенной картофель и посадили. Но не тут то бы-ло! На нашем поле прилежно рылись колхозные кабаны и свиньи, которых по дурацкой моде выпускали на ночь на волю.

................................