Mälestused-Jutustused
Воспоминания/Рассказы
Memoirs/Stories

Нехама Фридман (Перманд)

"Мои воспоминания"

Хочу кое-что написать, что еще помню, о жизни евреев и моей семьи в Пярну. Зовут меня Нехама Фридман, урожденная Перманд. Родилась в 1924 году в Валга, на границе с Латвией, откуда родом моя мама.

Теперь, на старости лет, хотелось бы побольше узнать о своих предках, но некого уже спросить… Когда была молодая не думала об этом…

Моя мать Сара-Хая, урожденная Левин, родилась в 1901 году. В 1922 вышла замуж за моего отца Шабтая Перманд из Пярну и переехала туда жить. Ее отец Рувим Левин переехал в Валга из Риги. Он был купцом, но кажется не очень удачливым. В Валга он занимался мелкой торговлей. Его жена, моя бабушка, Двора-Ривка Ильен (Iljon) родила ему 11 детей, из которых в живых осталось восемь.

Сын Элиас (Эллус) уехал в Россию в 1917 году. Сын Абрам уехал в 1934 году в Палестину. Туда же уехала и младшая дочь Дивша (Дусси) в 1939 году.

Дедушка со стороны отца Залман-Давид Перманд закончил йешиву и переехал с семьей из Риги в Пярну, где он получил работу резника в Пярнуской общине. Кроме того он был хазаном и вел все молитвы в синагоге.

Его жена Эстер, моя бабушка, родила 6 детей – двух дочек и четырех сыновей. Мой отец Шабтай родился в 1898 году.

В нашей семье я была старшей из детей. Через два года после меня родился брат Элиаху (Эли), а еще через два года – сестра Песси.

По специальности мой отец был мастером часовых дел, но потом, когда семья стала расти и заработка стало не хватать, он стал работать лесным бракером то у одного, то у другого еврейского лесоторговца.

Домашним языком у нас был идиш. Позже, когда я в шесть лет пошла в немецкий детсад и через год в немецкую частную школу, мама стала разговаривать с нами по-немецки. С папой мы всегда говорили на идиш.

В первой школе еврейским детям устроили уроки идиш и немного иврита. Первым нашим учителем был доктор философии Порецкий (наверное другой работы в Эстонии он не получил). Первым делом научились еврейскому алфавиту (alef-beis). Др. Порецкий был у нас недолго. Следующим учителем был Гедалья Михельсон из Тарту. Но я уже не помню было ли это в немецкой школе или в эстонской, куда, после прихода Гитлера к власти, должны были перевестись все еврейские дети. Это было это в 1935 году, когда после 4 лет начальной школы я поступила в Пярнускую II прогимназию (5 лет учебы).

После г. Михельсона с нами стала заниматься ивритом Хая Огинс. Вначале были еще уроки при эстонской школе, но потом, когда дети разбрелись по разным школам, и желающих заниматься ивритом стало все меньше, она стала преподавать у себя дома. Под конец, я одна ходила на уроки. Не знаю, был ли хорош метод обучения ивриту, но от этой учебы у меня осталось не очень много.

В немецкой школе каждый год устраивались театральные представления и маскарады, в которых принимали участие и еврейские дети. После прихода Гитлера к власти в Германии, кое-кто изменил свое отношение к еврейским детям, особенно ребята постарше. В 1935 году мы ушли в эстонские школы, только там ученикам из последних классов давали закончить образование. Отношение к нам в эстонской школе было нормальное. Были у меня еврейские и эстонские подруги, с которыми я до сих пор переписываюсь. Но все же иногда я чувствовала себя чужой, особенно во время певческих и танцевальных праздников. Думала, что все это все же не наше, и когда, после отъезда моих родных в Палестину, стала получать от них письма и фотографии, стала мечтать об Эрец Израэль. К сожалению, эта мечта сбылась лишь в 1982 году, когда я приехала в Израиль после смерти моего мужа в 1981 году...

В семь лет я вступила в Хашомер Хацаир. Нашими руководителями были парни уже постарше, приехавшие из Таллинна. Иногда были и Пярнуские, например Боба Левин (сын нашего детского врача). Это было интересное время. Собирались мы в нашем еврейском клубе, который назывался «Ахдут» (Kultur-literarischer Verein). Устраивались разные игры там же, или в наших парках. Сидели кругом и пели, или наши руководители рассказывали нам истории о нашем народе, об Эрец Израэль, и еще много всякого интересного.

Были также и летние лагеря (махане) за городом в Валгеранд. Я в первый раз приняла участие в 12 лет. Из Пярну не было больше девочек и я была в одной палатке с Таллиннскими 15 летними девушками. Там я очень подружилась с одной из них – Симой Шкоп. Она очень красиво украсила вход в нашу палатку. Потом она стала художницей. Много лет спустя я с ней иногда встречалась. Теперь уже ничего о ней не знаю. Жива ли? (Сима Шкоп живет в Таллинне - МР).

Во время Хашомер Хацаир были также какие-то постановки о жизни в Палестине. Точно уже не помню, были ли это спектакли или просто живые картинки.

В наш клуб взрослые ходили по вечерам. Играли в разные игры, были лекции на различные темы, устраивались развлекательные вечера. Но самое главное – любители театра поставили несколько спектаклей, конечно на идиш. Мой отец играл во всех этих спектаклях и почти всегда в главных ролях. В жизни он был не очень разговорчивым человеком, но к удивлению хорошим артистом. Есть у меня фотографии с двух спектаклей. Название одного «А рецепт негн швигере». Название второго я не помню. Я эти представления не видела, так как нас, детей на них не брали.

Если не ошибаюсь, то в 1939 году был юбилей нашего клуба, и поставили спектакль . Название не помню, но режиссер был из Пярнуского театра «Эндла» Леммисте. Постановка была в театре, и после нее был большой бал. Мне было уже 15 лет, и на этот раз родители взяли и меня.

От Хашомер Хацаир у меня есть только два фото, которые я когда-то послала тете Дусе в Палестину. Было у нас их много, но при приходе советской власти мы их все уничтожили. Думаю, что не все были такими трусами.

Не помню когда у нас перестал существовать Хашомер Хацаир, но потом у нас открыли «Югенд ферейн». В клубе Хая Огинс тоже занималась с нами, устраивала «Пуримшпил» на праздник и поставила спектакль «Золушка». Конечно на идиш. Я играла роль Золушки, а принца играл Абраша Хопп. Есть у меня групповое фото нашего «Югенд ферейна» вместе с нашей учительницей.

Не помню, что стало с этим молодежным клубом, но позже я узнала из письма, что написала осенью 1939 года своей тете в Палестину, что при «Ахдуде» открыли новый молодежный клуб, которым стал руководить Зусман Лейбо, парень из нашего города. Клуб устроил конкурс сочинений, я тоже принимала участие.

Помню еще, что в клубе организовали оркестр где дети играли на балалайках. Организатором и дирижером был студент Таллиннской Консерватории Федя (Файв) Гродинский.

Это, пожалуй, все, что я помню о нашей культурной жизни в Пярну. Все это стало возможным благодаря культурной автономии. Огромное спасибо президенту Константину Пятсу.

Теперь о другой стороне нашей жизни, очень важной, которая оставила у меня впечатляющие воспоминания до сих пор. Это наши праздники, наша синагога, которая у меня осталась перед глазами какой она тогда была. Здание было двухэтажное, обыкновенный дом деревянный дом. Но внутри все было голубое и серебряное. Второй этаж был для женщин. На Рош Хашана и Йом Кипур отец уходил туда уже рано, а мы с мамой приходили позже. Помню хорошо, что смотрели вниз, где молились мужчины. Искали глазами папу, своих дядей (братьев отца), и главное дедушку, который вел молитву и трубил в шофар.

Во время праздников синагога была полна народу – нарядно одетых мужчин и женщин. Мы дети больше находились во дворе.

Я конечно точно не знаю, но думаю, что все Пярнуские евреи праздновали наши праздники и держали кошерную кухню. У нас по крайней мере соблюдали все, как нужно. Вся посуда была отдельно – мясная и молочная. Специальная посуда на Песах. В мясном магазине было отделение для кошерного мяса, где работал еврей.

На Рош-Хашана 2 дня и на Йом Кипур мы дети имели право не ходить в школу. У дедушки на праздник Суккот была построена сукка (шалаш). Мы дети занимались украшением сукки внутри цветами и гирляндами из зелени. Сюда приходили мужчины из нашей общины. Они сидели в сукке, молились, а также ели и пили, когда бабушка и тетя подавали через окно веранды разные праздничные кушанья. Женщины никогда в сукке не сидели.

В Симхат Тора все евреи города, старые и молодые, собирались в синагоге. Было радостно и весело, ходили вокруг со свитком Торы (Хакифот), пели и танцевали. У мужчин была традиция в этот вечер после синагоги ходить из дома в дом, есть и пить.

Не помню, чтобы у нас в Хануку пекли пончики, как тут в Израиле, а делали ханука-латкес. Но свечи, конечно, зажигали.

15й день шват у нас был двойной праздник, так как именно в этот день родился мой отец. Ели фрукты, которые в это время можно было достать. У нас в городе в одном магазине продавались стручки рожкового дерева – такие длинные, коричневые и сладкие (называли мы их боксер). Мы их очень любили грызть (тут в Израиле я увидела их в супермаркете, обрадовалась и купила. Но их нельзя было взять в рот – были твердые, как камень).

Самым любимым для нас праздником был Песах. Два седера. Вся семья собиралась в доме дедушки и бабушки. Празднично накрытый стол. Все было также, как мы празднуем в Израиле. В середине стола стоял большой серебряный бокал предназначенный Элиаху Ханави. Хагаду читали все мужчины подряд. Это была для нас детей очень длинная и утомительная процедура. Мы сильно проголодались и с нетерпением ждали, чтобы наконец-то получить кусочек мацы. На вопросы «Ма ништана» мы уже могли отвечать, так как уже немножко научились ивриту. Под конец седера наша старшая тетя открывала дверь и звала Элиаху Ханави зайти, пожелав ему хорошего праздника. Это я хорошо запомнила на всю жизнь.

Мацу привозили в Пярнуский клуб «Ахдуд» из Таллинна, оттуда уже все семьи забирали заказанное.

В Лаг Баомер варили яйца в воде с луковой шелухой, и они получались красивые, коричневые.