Mälestused-Jutustused
Воспоминания/Рассказы
Memoirs/Stories

Алиса Глушкин (Страж)

(1909 - 2008)

"Ну прямо стыдно..."

Записано с устного рассказа 5.4.2007 – М.Р. – Модиин, Израиль

Сначала биографические данные о семье.

Отец – Арье, моего правнука тоже зовут Арье. Мама – Фейге Бассе (Фанни), урожденная Бенцович.

Мои братья и сестры:

• Миша (Моиссей), старший брат. Его, когда пришли немцы, застрелили прямо в полиции. Вторая его жена была эстонка, она это все и рассказала. Но она ничего не могла сделать…

• Вера (Дебора). Она получила инфаркт. Была пенсионерка, но еще работала.

• Вульф. Он повесился. Когда мы вернулись в Таллинн из Ташкента, он пошел на работу. Там его заставляли делать нечестную работу. Он этого не хотел. Дочка живет в Таллинне – Феня.

• Анна (Тотти). Она была замужем за Яшей Кломпусом. Потом развелась с ним и вышла замуж за очень хорошего человека – не помню фамилии [Дембо]. А Гога, это мой племянник – Тоттин сын – они уже все умерли, и он, и жена. Есть дочка, она живет в Америке. А Яше было очень тяжело. Не было мамы, которая бы ему помогала. Во время войны мы в конце попали в Ташкент. Яша приехал к нам. Никакую работу он делать не мог, болел, так голодал… Это было страшно. Потом он вернулся в Эстонию и умер в больнице в Тарту.

• Муля (Самуил) умер уже в Таллине. У него был рак горла. Он позвонил из больницы и сказал, что хочет со всеми попрощаться. «Скоро меня не станет».

• Земми (Цемах). Был на катке и там упал. И у него были страшные боли в желудке. Мама пошла с ним в большую немецкую больницу, Мама платила за отдельную палату, за все расходы, и врач все время говорил, что вот-вот станет лучше. А Тотти тогда была уже замужем, и Кломпус, ее муж, учился в Берлине. Она там пошла к врачу, и тот сказал – «привезите его сюда, мы его тут быстро поправим». Мама конечно тут же поехала с Земми в Берлин. Но врач сказал – «слишком поздно вы приехали». Уже весь желудок был в гное. Ему было только лет 12 или 15. Там его и похоронили.

• Женя (Софа). С ней вообще все глупо получилось. Она ходила с одним немецким парнем. Когда началась война, то я уехала раньше, потом мама с папой и Женя. Так вот этот немец зашел в вагон и сказал ей – «Никуда ты не поедешь», забрал ее чемодан, и она дурочка ушла. И конечно когда началась война, она попала в лагерь. И оттуда ее куда-то отправили. Была такая энергичная…

• Беньямин умер сразу, ребенком.

• Лея (Лена) умерла в январе 1993 года. Была замужем за Шейном, потом за Изриным. Должна была приехать к нам в Израиль, я приехала в 1992. До отъезда решила подлечиться, пройти какой-то курс лечения, и умерла.

Дедушка Мовша Страж был Николаевским солдатом. К сожалению, у нас нет никаких фотографий, кроме большого фото с моей свадьбы. Бабушку звали Рейзе. Были у нее, кажется, 3 дочки и три сына. Дедушка Страж умер до моего рождения. Мама рассказывала, что он очень любил книги. А бабушку Рейзе я помню хорошо. Она была прекрасная женщина. Всегда в хлопотах, всегда чем-то занята. Она жила с тетей Соней (ее дочерью) от нас отдельно, на Манежной.

А с маминой стороны был дедушка, который жил у нас. Фамилия его была Бенцович. Они были из Валга. Дедушка был с юмором. Мы жили на Манежной ул. Он приходил утром, и читал библию. А на пасху, когда надо было идти мыть руки, мои братья быстро, быстро переворачивали страницы, и дедушка продолжал читать дальше, как ни в чем не бывало. Он жил с нами до 99 лет. Заболел, и моя тетя, мамина сестра, взяла его к себе. Он прожил еще несколько лет, не знаю точно сколько. Мы дети ходили к нему в гости, он так любил, когда приходили. Моя мама всю жизнь работала, она делала шапки. У нее была мастерская. И потому она отдала дедушку сестре.

У папы были большие долги (кругом все были такие недотепы), и ему пришлось продать наш дом на Манежной. И он вместе с другом эстонцем купил большой дом на Маакри 2.

Там у папы был магазин готовой одежды и мужских шляп и фуражек. Там были разные шапки, фуражки. Внизу был магазин, а наверху была мамина мастерская. Мама умела делать все. И так аккуратно, что мамины шапки всегда пользовались спросом. Я помню, как кто-то приехал из Германии и принес белую летнюю шапочку. Мама велела ее купить и стала делать такие же. Так она столько заработала! Каждый хотел летом надеть такую шапочку.

Я пошла учиться в Русскую школу на Нарва маанте – большой такой дом. Там все мы учились. Еврейской школы еще не было. Соня Кирснер была со мной в одном классе. Я хорошо помню – там был большой зал, и каждое утро все должны были там быть на молитве. А вот когда надо было стать на колени, то все евреи оставались стоять [смеется]. Вот эту картину я буду помнить, пока буду жить, никогда не забуду.

А потом стали собирать деньги на строительство еврейской школы. Я знаю, что мой папа очень много давал. И вот когда была еврейская школа – надо же было, чтобы были дети. Я помню, как ходили по домам и умоляли, чтобы дети перешли в еврейскую школу. Мои старшие сестры и братья были уже в последних классах, так что они еще кончали русскую школу. Папа настоял (не знаю кто, наверное, всё-таки мама – она была более религиозной), чтобы я, Женя и Земми перешли в еврейскую школу. Хотим мы этого, или не хотим, родители решили, что надо. Мне было тогда лет 15-16.

Вначале было очень странно, потому, что в русской школе мы учились без мальчиков, а тут были мальчики и девочки вместе. Было много мальчиков, которых я не знала. Я там со своим мужем познакомилась.… Там был Макс Беспрозванный, Рохлин, Самуил Клеймин, Темин, Самуил Лопавок. Занятия были на русском, но был и урок древнееврейского. Учитель был Житомирский. Он имел с нами много «цорес». Тяжело было учиться – это был такой страх, урок начался, так руки прямо дрожали. Он был очень добрый, хороший человек. Я была такая шалунья, что меня часто выставляли в коридор. Один раз все списали у Рохлина, а когда пришел учитель, он сказал «Господин учитель, с меня все списали».

Жизнь у нас была веселая. Мы подружились с этими мальчиками. Мы жили на Манежной, и у нас была большая гостиная. Стоял рояль, один мальчик Муллер (он был старше нас, учился в другой школе) замечательно играл на рояле. И вот тогда начались ухаживания. Я хорошо танцевала. Не буду хвастаться, но я учила танцевать мальчиков. Моиссей [будущий муж Алисы - Моиссей (Овсей) Глушкин] очень дружил с Самуилом Лопавок, и вот мы всегда были вместе. А Паня Свердлова, с которой я дружила, была очень стеснительная, и я ее силой тащила танцевать. А Моиссей ко мне близко никого не допускал, уже тогда был ревнивый. Он приходил со школы (они жили на Тарту маанте), клал книжки, и тут же шел к нам на Манежную.

Мы ходили на танцульки в еврейский клуб. Там жила такая Перльман, очень активная женщина. У нее там был буфет и столовая. Там играли в карты, в пинг-понг. У Перльман было два сына невысокого роста. Они не были женаты, и жили там с мамой.

Был еще клуб Бялика на Нарва маанте, но туда мы не ходили. Это был сионистский клуб, для религиозных. Единственный раз, когда я там была, так это на моей свадьбе в 1933 году. Там был большой зал и много места, поэтому свадьбу сделали там.

А после свадьбы я на танцульки уже не ходила, мой муж был очень ревнивым. Уже намного позже, когда Вероника была большая, мне дали путевку в Кисловодск. Так вот он читал мои письма и говорил: «Что-то там не то, наверное, она там гуляет...».

У моего брата Миши был магазин. Папа ему устроил. А Миша был очень красивый парень, и был очень... то ему одна нравилась, то вторая. Он был такой гуляка. И вот у него в кассе сидела каждый раз другая девушка. А моя мама была очень строгая, она сказала: «В кассе будет сидеть Алиса. Хочешь ты или нет, но будет сидеть Алиса». Я когда сидела в кассе, то одна девица приходила, то другая. Он говорит: «Дай мне немного денег». А я говорю: «Если мама разрешит, я дам, а так я не дам». Вот так эти девицы и пропали. Потом он женился на Фриде Рубанович, такая красивая женщина была, но все равно все женщины липли к нему, большей частью эстонские.

Фрида ушла от него, был сын, мы его звали Бубочка [Йосиф]. Бубочка погиб на фронте.

Моя сестра Тотти была замужем за Яшей Кломпусом. У них родился сын Гога. Он был маленький мальчик, когда они развелись. Она снова вышла замуж [за Дембо] и уехала в Ригу, а Гога остался жить у нас (у бабушки Фанни). Такой хороший мальчик, такой добрый, никогда никому не мешал. Ну, знаете, трехлетний мальчик, всегда всем мешает. А он никогда. После того как я вышла замуж Гога некоторое время жил у нас с мужем, тогда он учился в школе. Потом Тотти забрала его в Ригу. Он женился на одной москвичке – Лене - и уехал в Москву. И когда я узнала, что он умер, я так рыдала, ведь он был мне как сын. Их дети – Ариана и Миша в Америке.

[ Веронике (дочке): «Я не понимаю, почему мы не можем получить кофе?» ]

Мы очень часто ходили на концерты в большой зал [театр Эстония], ходили в гости. Мы очень подружились с Узванскими (Мирьям и Йосиф), и часто там бывали. У Узванских всегда был открытый дом, много гостей. Мирьям всегда мне звонила, чтобы мы пришли. Мы с Мирьям очень подружились, ведь Паня Свердлова, с которой я дружила со школьной скамьи, уехала в Палестину. Мирьям была очень приятная женщина. Потом моя сестра Тотти [Анна], жила с ними в одном доме.

И вот началась война. Анна и Вера работали в военкомате, и они устроили так, что я с Вероникой эвакуировалась с самого начала, а Моиссея еще не выпускали. И потом уже, через военкомат, они все приехали: папа, мама, мой муж, Вера, Анна. Встретились мы все в Ульяновске, и оттуда уехали в Ташкент. Так как в товарном вагоне было 20 человек, и все 10 детей были больны, нас высадили в пригороде Ташкента, там мы и остались. В 1942 муж ушел на фронт, а в сентябре 1944 мы уже вернулись в Таллинн.

Мирьям Узванская, вместе с Ханни и Кармелой жили у нас на Тарту маанте. У нас было две комнаты. Мирьям мне говорит: «Знаешь, мой брат устроился на работу, и сказал, что может меня тоже устроить. Так я ему сказала, чтобы он тебя тоже устроил». И вот мы пошли устраиваться на работу. Это был большой дом, «Трудовые резервы». Мирьям сразу устроилась работать бухгалтером, а я очень боялась, что меня не возьмут. Начальником там был российский эстонец. Они уже не так хорошо говорили по-эстонски. И он меня спросил: «А вы говорите и на эстонском, и на русском? Ну тогда идите оформляйтесь». И там я проработала секретаршей до самой пенсии, все двадцать лет на одном и том же месте. Я вышла на пенсию раньше, чтобы ухаживать за мамой.

А муж вернулся из армии где-то в октябре или ноябре 1945 года. Он устроился в Маарду на комбинат. Вставал рано и в 6 утра ехал автобусом.

Вот так мы и прожили свою жизнь. Я могу только сказать, что я была очень счастлива. У меня был хороший муж, у нас никогда не было ссор. Хорошая дочка.

Была такая большая семья, а я единственная осталась в живых. Прямо стыдно! Я люблю работать, люблю что-то делать, а мне говорят – иди смотри телевизор. 98 лет – просто стыдно!